В текущем августе нам предоставляется случай отметить весьма примечательную дату - 160-летие события, позволившего северянам ознакомиться с ранее неизвестным, точнее сказать, впервые проникнуть в подводное пространство. Понятно, что подобное стало возможным в 1845 году исключительно благодаря достижениям мирового технического прогресса. Однако данное обстоятельство вовсе не умаляет отвагу и смекалку тех, кто первыми на Севере опустился под воду и овладел новейшей на тот момент техникой. Именно поэтому и считаю необходимым рассказать, как происходило освоение нашими земляками дотоле им недоступной стихии.
Утром 3 (по новому стилю - 15-го) августа 1845 года в Соломбальском адмиралтействе, на одном из причалов, собрались практически все в нем служившие и работавшие. За несколько минут до десяти часов толпа расступилась и с почтением пропустила пришедших военного губернатора вице-адмирала Александра Ивановича де Траверсе и капитана над Архангельским портом контр-адмирала Павла Федоровича Кузмищева. Последний сразу же приказал находящимся на баркасе матросам: "Приступайте!"
Один из них стал надевать пропитанный резиной костюм. Конечно же, не самостоятельно, а с помощью товарищей, так как облачение в диковинную тогда для всех одежду было занятием тяжелым. Но не только потому, что она оказалась толстой и неудобной, но и вследствие неподъемной для одного тяжести металлической шины, пришитой к костюму. Эта шина имела подковообразную форму, плотно облегала тело и верхними концами крепилась болтами к медному шлему. А тот, изготовленный в виде колокола, имел наверху кольцо, к которому был привязан трос.
Именно так можно вкратце описать водолазное снаряжение, изобретенное в 1840 году английским мастером Гаузеном и вскоре испытанное почти во всех крупных морских державах. В том числе и в России: сначала в Кронштадте, потом в других портах. А в 1845 году очередь дошла и до Архангельска, где за его освоение с энтузиазмом взялся контр-адмирал Павел Кузмищев, человек, крайне охочий до всяческих новшеств. Он сразу набрал из числа морских нижних чинов (матросов) группу добровольцев, теоретически их подготовил и даже сам первым примерил снаряжение. Более того, опять же первым его испытал. Правда, совершил погружение не в открытый водоем, а в специально изготовленную двухсаженной глубины бочку. И тем самым доказал, что человек может находиться под водой достаточно долго.
Тем временем велись и другие подготовительные работы, в частности, один из портовых баркасов оборудовали подъемно-спускным устройством, были проверены и испытаны прорезиненные рукава (шланги) и воздушные помпы (насосы). А накануне первого погружения на дно Северной Двины все шестеро добровольцев тянули жребий.
И вот 3 августа в начале одиннадцатого часа тот, кому выпал жребий стать первым, был готов к выполнению задания. По приказу Кузмищева его, уже полностью одетого в снаряжение, сперва немного приподняли за трос над баркасом. Затем стрелу подъемного устройства повернули, и водолаз оказался уже над водой.
Толпа любопытных замерла. А когда началось медленное погружение, кто-то охнул. Но напрасно, так как спуск под воду шел нормально. Об этом свидетельствовали поднимавшиеся к поверхности пузырьки воздуха, который непрерывно закачивался ручными помпами в полость шлема по рукавам.
Когда водолаз коснулся грунта - а это произошло на глубине в четыре сажени (примерно в восемь с половиной метров), - по его команде, переданной условленным знаком с помощью сигнальной веревки, погружение прекратилось. Трос тут же закрепили таким образом, чтобы он был туго натянут. Затем по вновь последовавшим из воды командам стрелу повернули сначала влево, потом направо. Это позволило водолазу сделать несколько первых шагов по двинскому дну. А о том, что ему удалось их совершить, опять же дал понять след от постоянно вырывавшихся из-под нижнего края шлема воздушных пузырьков.
По прошествии первых десяти минут приступили ко второму этапу испытаний, для чего в воду были опущены металлические ведро, лопата и длинные щипцы. Посредством их собирались не только взять пробы грунта и поднять лежащие на дне предметы, но и убедиться, что человек способен работать на глубине. И доказать это первому архангельскому водолазу удалось: им на баркас были отправлены кроме грунта еще и найденные в иле болты, пешни, молот и корабельные скребки. Правда, поднять их и поместить в ведро водолаз мог лишь с помощью щипцов, ибо должен был постоянно находиться в строго вертикальном положении. Так как при наклоне вода непременно бы попала в полость шлема, снизу ничем не ограниченного, и человек, конечно, бы захлебнулся.
Однако, несмотря на высокий риск (ведь водолаз мог, например, запнуться), все прошло благополучно, и через полчаса после начала погружения первопроходец двинских глубин был поднят на баркас. Когда же он, освобожденный от снаряжения, ступил на причал, то доложил адмиралам о выполнении задания. А потом, поделившись впечатлениями, сказал товарищам, что бояться нечего.
Сослуживцы, приободренные такими словами, бесстрашно последовали его примеру и в течение августа практически ежедневно спускались под воду. А вскоре погружения принесли и практическую пользу: были обнаружены и подняты десять полос железа, годом раньше соскользнувшие в воду с накренившейся баржи.
Все это подтолкнуло контр-адмирала Павла Кузмищева, буквально окрыленного успешными итогами испытаний, написать о них заметку, которая в сентябре того же года была опубликована в газете "Архангельские губернские ведомости". В ней Кузмищев особо подчеркнул, что "теперь благодаря успехам наук и усовершенствованиям нашего времени у нас, в Архангельске, можно сказать, не будет более утопленных и потерянных вещей". Далее он даже сделал предложение коммерческого характера, сказав, что портовое начальство охотно предоставит водолазов и специально оборудованный баркас для проведения любых подводных работ.
В заключение, безусловно, следовало бы назвать фамилии первых архангельских водолазов, однако сделать это пока невозможно. Дело в том, что найти их поименный список здесь, в областном архиве, не удалось. Скорее всего, бумаги, его содержащие, то есть документы Архангельского военного порта и Соломбальского адмиралтейства, хранятся далеко - в петербургском военно-морском архиве. Впрочем, это обстоятельство вряд ли может помешать установке в Соломбале, на мой взгляд, необходимого мемориального знака, который бы напомнил о вышеописанном событии и бесстрашии его участников.
Михаил ЛОЩИЛОВ
Статья опубликована в газете "Правда Севера" 18.08.2005 г.